Сергей Воронин

“АФРИКА ЖДЕТ МЕНЯ”

Странствия Андрея Белого по Северной Африке.
Фрагменты из книги.
Письма 1910 года.

Решение уехать и пожить какое-то время за границей окончательно укоренилось в сознании Андрея Белого в июле 1910 г., когда он приехал к своей будущей жене Асе Тургеневой в село Боголюбы, что под городом Луцком Волынской губернии, где она проживала с матерью Софьей Николаевной Кампиони в имении отчима В.К.Кампиони, служившего в тех местах лесничим. “Леса, охота на вепрей Кампиони; дикая, веселая, странная жизнь, на фоне которой происходит мое сближение с Асей и решение уехать в Италию осенью<… > Решение пути с Асей бесповоротно”.

Ася согласилась стать женой Белого, но твердо заявила, что венчаться церковным браком не будет. Александра Дмитриевна Бугаева ( мать писателя ) не была человеком церковным, поэтому на этот счет долго не переживала. Близкие и друзья были потрясены, но вели себя сдержанно. Литературный портрет этой женщины оставила М.И.Цветаева :” Асю Тургеневу, - пишет она,- я впервые увидела в издательстве “ Мусагет “ … Пряменькая, с от природы занесенной головкой в обрамлении гравюрных ламартиновских anglaises*, с вечно дымящей из точеных пальцев папироской…Красивее ее рук не видала. Кудри и шейка и руки – вся она была с английской гравюры, и сама была гравер и уже сделала обложку для книги стихов Эллиса “Stigmata” с каким-то храмом…Прелесть ее была в этой смеси мужских, юношеских повадок, я бы даже сказала – мужской деловитости, с крайней лиричностью, девичеством черт и очертаний”. В ту пору Асе было 19 лет.

Осень проходит в напряженной работе, в поиске денег для предполагаемого путешествия “Усиленная редакционная деятельность в “Мусагете”, ритмический кружок, ряд заседаний <…> приезд Тургеневых и С.Н.Кампиони в Москву; я, так сказать, водворяю их на квартире, тяжелые разговоры с Метнером о деньгах на поездку и с мамой о том, что отныне я с Асей, что с мамой я уже не буду жить”.

В биографических материалах А.Белый ничего не пишет о том, как складывались взаимоотношения А.Д.Бугаевой с будущей его женой. Но судя по нескольким скупым фразам, можно предположить, что выстраивались они довольно сложно и Александра Дмитриевна долгое время не могла принять ее как жену сына. “Ноябрь. Близится отъезд. Но все выглядит катастрофично: 1) трагедии с мамой, 2) трагедии с Асей <…>пишу спешно брошюру “Трагедия творчества “, которая, кажется есть вскрик мой о моей ситуации больше, чем рассказ о Толстом и Достоевском “. Тем не менее, финансовый вопрос был решен. “Мусагет” авансировал писателя на сумму в три тысячи рублей, но с условием, что деньги будут присылаться за границу порциями по двести- триста рублей. Порочность такого решения А.Белый остро ощутил на себе гораздо позже, будучи уже в Африке.

Наконец день отъезда пришел и 26 ноября “<…> мы поехали на вокзал <…> с нашими матерями, ближайшими друзьями и родственниками Тургеневых; но на перрон неожиданно явились многие “мусагетцы “ и даже “почтенные” личности из независимых: маленький, клокочущий, дружески возбужденный М.О.Гершензон, в барашковой шапочке, и Н.А.Бердяев с пуком красных роз, поднесенных Асе, проводили нас, как новобрачных “. Первая весточка от путешественников пришла к Александре Дмитриевне уже из Вязьмы. С этого времени в письмах А.Белого к матери встречаются приписки, сделанные рукой Аси Тургеневой.

В дорогу А.Белый взял с собой “Итальянское путешествие” Гёте. Спустя много лет он напишет “Итальянские впечатления Гёте ввели меня в Италию и Сицилию… Через него я своими глазами увидел Сицилию”. Без сомнения, он знал о знаменитых русских путешественниках, посетивших Италию до него в XIX в. Его предшественниками были Ф.И.Тютчев, Н.В.Гоголь, Е.А.Боратынский, И.С.Тургенев, Ал. Иванов и др., но Белый, и это очевидно, предпочитает иную культурную традицию, ведущую к Гёте. В этом, как справедливо заметил Н.В. Котрелев, чувствуется влияние Э.К. Метнера, считавшего Гёте “точкой отсчета мирового культурного процесса”.

У Белого не было определенного маршрута путешествия по Италии, но была конечная цель – городок Палермо на Сицилии. Предполагалось, что здесь в тишине и уединении он проживет длительное время и будет работать над второй частью романа “Серебряный Голубь”. Один за другим, как в кинематографе, промелькнули города: Варшава, Вена, Венеция, Рим, Неаполь. Только в Венеции они задержались на сутки.”Помню, как встала из моря Венеция стаями дальних домов, открывающих пунцовые и золотые огромные очи; на нас поглядела очами; и к нам приплывала домами; втянула в вокзал, переполненный гомоном, рыком и свистом: “Facchino!”* И он появился, схватив наши вещи; мы мчались куда-то за ним сквозь вокзал, мимо касс, обвисающих черными, петушиными перьями бравых жандармов с такими усами, что – ооо!” На осмотр других городов были отведены считанные часы. Путешественников неудержимо влечет к себе Сицилия. Добравшись до Палермо, Белый с женой останавливаются в “Hotel des Palmes”, хозяин которого, месье Рагуза был знаком с Р.Вагнером и Мопассаном, которые в свое время жили в этой гостинице. Однако жизнь в отеле оказалась очень дорогой, и молодая чета решила перебраться в Монреале – небольшой городок на вершине острова, известный своим собором ХП века. В Монреале писатель приступает к работе над первыми путевыми очерками (в ту пору их называли фельетонами): “Венеция”, “От Венеции до Палермо “ и “Палермо”. Но и в Монреале путешественники прожили всего две недели. Но и в Монреале путешественники прожили всего две недели. На редкость дождливая и холодная зима заставляет их покинуть Сицилию и устремиться в поисках тепла и солнца на побережье Северной Африки в Тунис. Столица Туниса превзошла все ожидания. “Tunis la blanche!* Та надпись мне кидалась явственно из всех витрин Туниса; и белые пятна кидаются вновь, когда я вспоминаю Тунис; он – снежайший; он – пятнами домиков ест нестерпимо глаза; я сажусь, чтоб писать о Тунисе: и я не умею еще осознать впечатление морока дней; я единственно знаю, что – белые дни, и что – белый Тунис; да, он внутренне белый; и вместе: он белый для внешнего взора. Таким он впервые возник; и таким он стоит предо мной“. Эти строки были написаны Белым непосредственно в Тунисе.

Поселившись неподалеку от столицы, в небольшом арабском поселке Радесе, Белый и Ася совершают поездки по окрестностям, наблюдая быт и нравы местного населения. Из каждой поездки Белый посылает Александре Дмитриевне открытки с живописными видами Туниса. Свои яркие впечатления он пытается донести до Александры Дмитриевны, описывая их в пространных письмах. Судя по ответным письмам ,

Александра Дмитриевна не разделяла восторгов сына.” <…>Эти места интересны, бесспорно, но только проехать и посмотреть на них и самое большее отдать этому неделю, не более. Но жить два месяца, среди чужих людей, не зная языка, - мне не понятно. <…> Переезжай в Тунис. Там все-таки город и ближе к цивилизации. Как эти арабы не благородны, все же это деревенские жители и чужие Вам по языку, по обычаям. В Тунисе же можно встретить и европейца. Я не завидую Вам, у нас в Москве лучше и веселее и интереснее”. Александра Дмитриевна никак не хочет или не может понять, что как раз цивилизация и европейцы Белому не нужны. В письме от 14 января (ст. ст.) 1911 г. Александра Дмитриевна вообще советует ему перебраться в Европу. “Переезжай в Европу. На Ривьере совсем летняя прекрасная погода, цветут розы и К.П.Христофорова гуляет в одном платье. Зачем уехал так далеко?” Но Белый с Асей к этому времени стали, как он написал в одном из писем к А.М. Кожебаткину, “совершенными патриотами Африки”. И на ближайшее время у них уже были совсем другие планы.

В конце февраля 1911 г. Белый и Ася покидают уютный Радес и морем направляются в Египет. По пути была сделана остановка на Мальте. “И бледная Мальта наметилась кряжем обрывин; меж нею и нами играли дельфины; как девушка, вспыхнула в солнце: и желтым, и розовым; выкаймились утесы, и стены, с которых ниспала Валетта крутым пробелением лестницы, точно улыбкой”. Из Валетты Белый послал матери открытку с видом столицы Мальты.

Современный Каир не понравился Белому, более того, вызвал сильное раздражение и желание поскорей покинуть египетскую столицу. Такое настроение усиливало и то обстоятельство, что в Каире Белый оказался почти без денег ”Милый, милый Алеша, - писал Белый своему другу А.С.Петровскому, - все-то Тебе я пишу, прости за брань и ворчанье на путаницу; но из Каира, действительно, было много причин ругаться; во-первых6 мы задыхались в жаре; во-вторых: нас съедали блохи; в окрестностях Каира мы увидели уже все главное в течение 8 дней; просидели же около 4-х недель; мама очень обидно написала; “Мусагет” прислал порцию; в результате 12-14 лишних дней ожидания 200 рублей съели 200 рублей; от всего даже разболелся: начались приливы к голове от нервной напряженности, Каирского безобразия, пекла и огорчения кончилось колоссальным флюсом; выдернули зуб; на это ушло 1 ½ фунта, не меньше. Наконец выбрались “фуксом“; не дождавшись перевода (из любезности выдали нам деньги), удрали; если бы не любезность Банка, просидели бы около 5 недель в Каире…“ Путешествие по Востоку оказалось дорогостоящим предприятием, размеры которого в денежном выражении Белый, пускаясь в эту авантюру, просчитать был не в состоянии. Расчет на публикацию в газетах путевых очерков не оправдался. Из 19 очерков было опубликовано лишь несколько. Как показала жизнь, им была уготована другая участь.

Белый прибыл в Иерусалим десятого апреля. На Святой Земле Белый и Ася встретили Пасху. Александра Дмитриевна получила из Иерусалима всего две открытки с незначительной информацией и поздравлениями. Из путешествия по Востоку А.Белый возвращался ярым антагонистом европейской цивилизации. Это не нашло отражения в письмах к Александре Дмитриевне, но в письмах к одному из ближнего круга «мусагетцев» А.М. Кожебаткину, он писал вполне откровенно: «Возвращаюсь в десять раз более русским; пятимесячное отношение с европейцами, этими ходячими палачами жизни, обозлило меня очень: мы, слава Богу, русские – не Европа; надо свое неевропейство высоко держать, как знамя, а у нас в Москве, в частности в «Мусагете», «Европа» все более устанавливается на ходули: европейничать для меня сейчас помимо всего просто… быть провинциальным модником <…> Быть европейцем может теперь только наивный мечтатель; в противном случае это – хамство». Из-за недостатка денег А.Белый и его спутница были вынуждены изменить первоначальный план (отправиться на отдых в Грецию) и сразу держать свой путь в Россию через Константинополь.

Свои записи о путешествии Белый подготовил к печати еще в 1912г., но они так и не были опубликованы ни в издательстве «Мусагет», ни в издательстве «Сирин». Впервые путевые записи были изданы в 1922г. под названием «Офейра» (М., книгоиздательство писателей, 1922). Чуть позже в Берлине второе, дополненное издание под заглавием «Путевые заметки». В обоих случаях был издан лишь 1-й том заметок. «Африканский дневник» (2-й том) долгое время пролежал в РГАЛИ и был опубликован в 1991г. (см. сноску 14 – С.В.). Заключительные строки «Африканского дневника» звучат так: «Но встала Россия. Москва, ее слякоть. Но Африка ждет меня: к ней я вернусь»

Письма А.Белого к матери, публикуемые ниже, находятся в Российском государственном архиве литературы и искусства ( Ф. 53, ОП. 1, Д.359 ) Этот корпус писем использовался исследователями, исключительно, в качестве комментария к другим текстам. Только 4 письма из них были опубликованы полностью Н.В.Котрелевым в сборнике “Восток - Запад “: 18/31 декабря 1910 г.; 26 декабря 1910 г./8 января 1911 г.; 2/15 марта 1911 г.; 22 апреля 1911 г.

МОЛ, № 7 (37), 2005

 

Сергей Воронин

“АФРИКА ЖДЕТ МЕНЯ”

Странствия Андрея Белого по Северной Африке.
Фрагменты из книги.
Февраль-март 1911г.

Начало см.в МОЛ №7(37)2005г.

№14
Радес, 1 февраля 1911 г.
Милая мама,
вот общий вид Туниса, очень похожий. Это из парка Бельведер. Здесь мы с Асей, когда жили в Тунисе, гуляли. В Бельведере – тропическая растительность; парк простирается на версты и оканчивается в Тунисе. Целую Тебя Твой Боря.
P.S. Теперь все начинает цвести.

№15
Радес, 1 февраля 1911 г.
А вот край Тунисского озера, между которым и морем стоит Радес. Стаи фламинго покрывают иногда по утрам озеро легкой, розовой фатой. Милая мама, на днях пишу: а это только посылаю открытки. Целую. Боря.

№16
Радес, 1 февраля 1911 г.
Милая мамочка,
а вот карточка довольно точно изображающая арабское село. В таком точно селе мы живем. У нас точно такая же плоская крыша. Ну, целую Тебя. На днях пишу. Твой Боря.
P.S. Телеграмму получил.

№17
Радес, 12 февраля 1911 г.
12 февраля (нового стиля)
Милая, близкая, всею душой любимая мамочка!
Все эти дни собирался Тебе писать большое письмо, но писал фельетоны; кроме того, у Аси был жар; потом ездил несколько раз в Тунис, был в Карфагене; отправил Тебе четыре открытки – получила ли Ты их?.. Дорогая моя, ну зачем Ты беспокоишься: в Радесе бесконечно приятней, дешевле, интереснее да и, если уж говорить о безопасности, безопаснее Туниса. Во-первых: деревня; кругом поля, цветы, благоухание; а Тунис – город; во-вторых: здесь все время погода такова, что днем жарко ходить без всего; только свежие ночи, да и то: ночью иногда я прогуливаюсь по крыше без верхней одежды. Несколько свежее в комнатах; но это потому, что здесь дома строяться вовсе не для укрывания от холода, а наоборот: для защиты от жары; и потому здесь все – камень. В-третьих: гораздо интереснее в Радесе, потому что ближе к населению; видеть жизнь арабов и берберов из окна отеля – ровно ничего не видеть; Ты должно быть не знаешь, что мы живем у премилых французов (они сдают нам дом и сами живут рядом); он – M.Pinat, француз великолепно говорящий на всех арабских наречиях; мне он очень полезен, так как рассказывает очень интересно о здешней жизни. Ты пишешь, чтобы мы лучше возвращались в Европу… Ну нет! После Туниса бледно и пресно жить… Хотя бы в Италии: так покажется бледно; и притом: сейчас во Франции холода до 20 ниже нуля; в Италии выпал снег; ехать в Европу – мерзнуть. А весна тут в полном разгаре; щебечут птицы, цветут белые, желтые, синие цветы, дикая спаржа, тюльпаны; сегодня я напал на целое поле маргариток; тут свободнее, шире, прекраснее Европы; и если мы из Радеса уедем, то уедем либо на юг Тунисии к Сахаре, либо на юг Алжирии, либо, что почти наверное … мы едем в Египет, к пирамидам. Египет на востоке от нас, и путь на Египет есть путь медленного приближения к России вдоль берегов Африки и Малой Азии; конечно – это крюк; но в Египте мы все же ближе к России, чем здесь. Египет еще южнее, там уже через месяц начинаются жары. Из Египта мы тогда поедем в Иерусалим; и оттуда через Смирну, Константинополь в Россию. Уже у меня есть все сведения о Египте, путеводитель; и я вижу, что около Каира можно легко прожить. Я жалею, что мы с Асей сделали крюк по Европе; если бы мы поехали через Одессу-Константинополь в Александрию-Каир прямо, то мы имели бы средства доехать до Судана т.е. пересечь Египет и добраться до Хартума по Нилу, переплыв всю Нубийскую пустыню; теперь же нам придется ограничиться Каиром, то есть северной частью Египта. Мы еще не решили окончательно (Ася хотела сначала вернуться в Италию, но я ее уговорил ехать дальше), но решим в течении двух недель; если через решим ехать, то едем через три недели в среду (раз в неделю, в среду пароход из Туниса отправляется на о.Мальту, где уже садятся на английский пароход). Если же мы в Египет не поедем, то у нас два других варианта; первый: мы едем на юг Тунисии до Гафсы, или Джербы; в Джербе садимся на пароход на Мальту; из Мальты в Корфу или в Италию, или же в Грецию. В Гафсе начинается пустыня; в Джербе великолепные пальмовые заросли; Корфу остров между Италией и Грецией с прекрасным климатом. Другой маршрут наш таков: из Туниса на Константану и Бискру; Бискра – великолепный пальмовый оазис у острогов Сахары; до Бискры едет удобный поезд; в Бискре отели всюду – комфорт; из Бискры через Алжир тогда мы едем в Сардинию и Корсику и оттуда в Италию. Но логичнее, удобнее и интереснее всего наш маршрут через Египет и Иерусалим в Россию. В России будем не ранее 1 июня, где бы мы ни были.
Милая, дорогая, если бы Ты видела, как сейчас хорошо в Радесе; здесь – все; и деревья, и долины, и горы, и громадное тунисское озеро, и в двадцати минутах ходьбы море; наш дом крайний в селе; он глядит прямо в Африканский простор, и мы с Асей часто думаем, что всего несколько сот верст отдаляет нас от начала Сахары. До сих пор не устали мы любоваться на арабов; движения, костюм, быт – все оригинально и благородно. Арабский костюм: сверху белый великолепный плащ (бурнус) и белый тюрбан на голове; когда араб завернется в плащ он – как белое привидение; по вечерам здесь и там в сумраке мелькают привидения-арабы; если же араб развернется, то он пестрый; под плащом туника – синяя, желтая, красная, зеленая, широкий кушак, цветная рубашка и красные кожаные туфли на белоснежных чулках. Основное население здесь - берберы (или барбары откуда произошло слово варвары); но берберы когда-то дрались с карфагенянами и римлянами; самые храбрые римские войска вербовались впоследствии из них; но когда с востока пришли арабы (из Аравии), то берберы приняли мусульманство и смешались с населением; поэтому, когда говорят «араб», то говорят в двух смыслах; берберизованный араб и арабизированный бербер называются арабами в широком смысле этого слова; кроме таких арабов есть чистокровные арабы (не смешанные), это – потомки завоевателей; они здешняя аристократия, как и изгнанные в шестнадцатом столетии из Испании мавры; мавры и арабы аристократы; берберы – сельское население; кроме берберов и арабов здесь много туарегов (обитателей Сахары), которые в пустыне еще и до сих пор скачут вооруженные на конях и нападают на караваны; а нанятые на службу отличаются благородством и честностью; все сторожа здесь туареги; очень много здесь также пришлых негров-суданцев; эти – разбойники. Как-то мы с Асей были в нашем сельском кафе, когда туда пришли музыканты-бедуины; они играли на длинных дудках и били в громадный барабан «там-там». Один бербер изображал священную пляску марабу. «Марабу» - это мудрые юродивые; в каждом селе есть свой марабу; один раз такой, кажется марабу, старался напугать Асю; марабу чтятся. Были мы с Асей в Карфагене на остатках громадного города, который некогда вел войны с Римом около двухсот лет до рожд[ения] Христова; места, где мы живем исторические; прямо из окна перед нами Двурогая Гора, на вершине которой, убегающей в облако, некогда приносились человеческие жертвы богу Молоху; а по позднейшей, арабской легенде кусочек скалы отрубил саблей Могамет, преследуя неверных. Прежде здесь водились львы, слоны и пантеры; теперь же слоны и львы ушли в глубину Африки; только на южной границе Тунисии еще встречаются львы; там же множество антилоп; две антилопы пустыни есть в Радесе; они в клетке у богатого араба. Пантеры и до сих пор водятся кое-где в Тунисии; из других же зверей только гиены и шакалы остались в наших местностях. Летом здесь множество скорпионов. Сегодня с Асей лазили по деревьям, много гуляли, собрал я букет цветов; видели кузнечика, вовсе не похожего на нашего. Сейчас у меня на столе стоит карфагенская светильня, которой более двух тысяч лет; я ее купил на развалинах Карфагена. Ну, довольно о Тунисии; я и так записался, дорогая мамочка: видишь – я счастлив, доволен, здоров; все хорошо; мне с Асей хорошо, радостно: она – мое утешение; люблю ее все больше и больше; мне кажется, что мы с ней уже давно, давно; и, кажется, мы будем вместе… Лишиться Аси было бы для меня величайшим горем: мне все более и более хочется ее беречь. Я вот пишу, а она свернулась на диване и спокойно, спокойно спит…
Дорогая, родная: теперь о деле; в предстоящие годы, пока я не закончу трилогии «Голубя», за которую получу (за обе части) не менее 5 тысяч, мне будет крайне трудно. Долг «Мусагету» 3000 я отрабатываю постепенно фельетонами; он погасится в полтора года; летом я пишу «Голубя». Может быть летом мы с Асей проводим у Софьи Николаевны в Боголюбах; там я пишу «Голубя». Обе части дадут мне до 5-6 тысяч рублей. Но пока я их напишу пройдет года 2; а пока на эти года мне необходимо спокойно работать. Не желая Тебя обременять, я конечно отказался бы от всякой помощи от Тебя; деньги за тульское имение я уступаю всецело Тебе; для Тебя же достаточно процента с этих денег да пенсии. Я Тебя не обременю; жить с Асей по всей вероятности мы будем не в Москве, а под Москвой, где удобнее работать (как это делают Метнеры). Все это я пишу для того, чтобы Ты поняла, почему мне надо, чтобы кавказское имение наше было продано. Тебе трудно и обременительно хлопотать о продаже имения. Я списался с Эм[илием] Карл[овичем] Метнером и с «Мусагетом». Друзья мои берутся устроить продажу. В виду этого Кожебаткин имеет от меня доверенность; он придет к Тебе вместе с Эм[илием] Карл[овичем] Метнером и Ал[ександром] Сергеевичем Петровским поговорить о Кавказском имении; дело о продаже движут они; у Кожебаткина большая опытность в ведении бумаг; Эм[илий] Карл[ович] Метнер и Петр[овский] будут осведомлены во всем. Они взялись это дело устроить ради меня, понимая, как мне нужна спокойная работа года на три, чтобы написать что-либо значительное. Сейчас я пишу фельетон за фельетоном; и это утомительно; если же продать или заложить имение, я буду хотя бы на 2-3 года обеспечен; а если ближайшие 2-3 года я не буду иметь спокойствия работы, я надломлюсь: если бы за два года я истратил бы 5 тысяч рублей, то эти пять тысяч вернуться обеими частями «Голубя». Каждая часть «minimum» стоит 2500-3000 тысячи; обе части 6000 тысяч; но для этого нужно два года работы только над «Голубем», не отвлекаясь ничем другим, а жить надо. Вот чтобы иметь кредит у самого себя мне нужно, чтобы кавказское имение было продано, хотя бы за 5000 тысяч; но, верю, менее 10 000 тысяч не продадут; продажу берутся устроить для меня друзья. Прими их, не удивись их появлению и передай им бумаги. Они будут в сохранности. Передай непременно; уже теперь они приступят к собиранию всякого рода сведений и справок. У Эм[илия] Карл[овича] есть опытный Карл Петрович; Кожебаткин необыкновенно умело устраивает продажу. Сереже он продал издание Соловьева; и Сережа получил 7000 лишних против ожидания.
Ну целую. Христос с Тобой.
Тетю Катю целую.
Нежно любящий Тебя Боря
P.S. Ася передает привет

№18
Кэруан, 26 февраля 1911 г.
Милая мамочка, привет из Кэруана, священного города Тунисии. Приехали сегодня. На днях возвращаемся в Радес. О перемене адреса извещу (пиши на Радес). Сейчас под впечатлением Кэруана: ходили по мечетям. Кэруан стоит на песчаной безмерной равнине, поросшей жидкой травой; недалеко уже пустыня; и это – чувствуется. Устали: пестрота в глазах. Христос с Тобой, родная. Целую нежно. От Аси привет. Любящий нежно Б.Б.
P.S. Верстах в 150 уже подлинная пустыня – отроги Сахары.

№19
Кайруан, 27 февраля 1911 г.
Милая мамочка!
Завтра едем обратно из Кайруана в Радес. Какого мы великолепного видели дервиша, очаровывающего кобру (ядовитая змея): молодой, стройный, прекрасный с бледным интеллигентным лицом. Здесь тепло. Дует ветер и поднимает песок. Сейчас у нас в комнате на столе стоял огромный букет бледно-розового миндаля с одуряющим запахом. Миндальные деревья в цвету и что за роскошь! Вот открытка с изображением гробницы марабу (мудреца, святого). Такие гробницы торчат из зелени на полях всюду в Тунисии. Любящий Тебя. Целую. Боря.
Тетю Катю целую.

№20
Радес, 22 февраля 1911 г.
Милая мамочка, Целую Тебя. Мы здоровы и счастливы. Боже мой, как весна здесь хороша. Вот открытка, изображающая «гурба» - бедную бедуинскую хижину…
На днях пишу. Ася кланяется Тебе и целует. Тетю Катю целую. Твой любящий Боря.

№21
Тунис, начало марта 1911 г.
Милая мамочка, отчего нет писем уже две недели? Получила ли мое большое письмо? Получила ли открытки из Кайруана; когда Ты получишь это письмо, мы уже будем в Каире. Едем завтра. Пиши так.
Afrique. Egypte. Kaire. Poste restante. A monsieur Boris Bougaieff. Если едем в Египет, то будем и в Иерусалиме. Иерусалим на пути в Россию и близко от Египта. Христос с Тобой, милая. Из Мальты пришлю открытку. От Аси привет. Б.Бугаев.

№22
Тунис, 7 марта 1911 г.
Милая мама, на случай потери первой открытки, пишу вторую. Едем в Египет. Пиши
: Afrique. Egypte. Kaire. Poste restante. A m. Boris Bougaieff. Когда получишь, мы будем уже в Каире. Пришлю привет с пирамид. Христос с Тобой, родная, милая. Боря. От Аси привет.

№23
Мальта, 9 марта 1911 г.
Милая мама! Сегодня – в Мальте. Пишу из Мальты: странный город; весь в лестницах. У горожанок на голове – целые паруса (черные). Сегодня же едем через 3 часа в Александрию; море – спокойное; переезд 3 с половиной суток. Хотели день отдохнуть в Мальте – пришлось бы ждать еще 3 дня парохода. Целую. Твой любящий Боря. От Аси – привет. Боря.

№24
пароход “Arcadia”, 11 марта 1911 г.
Море. 11 марта 911 года (26 февраля)
Милая мамочка, пишу Тебе с парохода. Вот уже четвертый день мы в дороге. Выехали из Радеса 8-го утром. В три часа выехали на пароходе из Туниса. В 9 часов утра девятого были уже около Мальты; в 10 часов были в гостинице, а в 4 часа дня тронулись в Порт-Саид (смотри на карте); с 9-го марта не видали ни земли, ни парохода; плывем уже три дня и две ночи; осталось до Порт-Саида еще двое суток. Качка. Ася первый день пролежала; второй сидела на палубе, а уже сегодня со мной ходила по всему пароходу. У носа черно-лиловые и черно-синие горы кидаются на пароход разбиваясь бледно-бирюзовыми водопадами; и уже под ногами пролетает пена. Сейчас через борт переплеснула с грохотом волна под нашим окошком. Если бы не встречный ветер, то тринадцатого (по Вашему 1-го марта) были бы в Порт-Саиде; а теперь будем лишь четырнадцатого. У нас с Асей большая каюта; у меня есть стол, и я сегодня сижу и пишу письма. От моря не страдаю ни капли. Даже намеков на морскую болезнь не было. Ася же все время боится, что заболеет. Наш пароход идет с грузом рельс от Гамбурга, через Испанию – Мальту – Порт-Саид – Красное море – Индийский океан на Филиппины, Японию и Китай; мы единственные пассажиры. За нами ухаживают; обедаем и завтракаем в обществе бородатого капитана, его помощника и механика. Команда все китайцы; 45 китайцев и 15 европейцев. Мы с Асей рады, что не на пассажирском пароходе; нет глупых туристов и уютнее, как-то более по-домашнему; после ужина мы подолгу беседуем с офицерами. Пароход немецкий, приспособленный к кругосветному плаванию; офицеры, смеясь, зовут нас дальше в Японию. Вот только неудобно писать; а то сидел бы и работал; все это время вот какой наш режим: встаем в 8 часов; в 8 с половиной уже чай, кофе и легкий завтрак, после завтрака долго сидим на палубе. В 12 с половиной обед; в 3 часа чай; в 6 ужин. Сейчас десять часов и уже скоро спать. Нисколько не утомляемся.
Мама, как сейчас хорошо море; когда выезжали из Мальты, оно было синее с белыми гребнями, вчера оно было серебряно-оловянным, сегодня лилово-черным; уже теплеет; сейчас мы уже проплыли морем от Мальты по моему расчету 1500 километров, то есть более 1200 верст; остается еще верст 700. От Туниса до Порт-Саида морем более 2000 верст. Мы плывем по самой середине Средиземного моря: берег справа и слева очень далеко (несколько сот верст): в этих местах года два назад видели громадную морскую змею; справа от нас теперь – Африка, слева – Европа; справа идет Триполи (и уже скоро начнется Египет), слева кончается Греция и уже вероятно теперь идет Турция. Мы уже от Туниса очень далеко. Милая, родная, целую Тебя. Боря. P.S. Ася целует. Тете Кате привет.
Afrique. Egypte. Kaire. Poste restante. A m. Boris Bougaieff.

№25
Каир, 14 марта 1911 г.
Милая мама! Пишу Тебе, потрясенный сфинксом. Такого живого, исполненного значеньем взгляда я еще не видал нигде, никогда. Вчера ночью на осликах мы с Асей ездили к нему мимо чудовищно-прекрасных пирамид. Луна была ослепительна. На голубом небе, прямо из звезд в пустыню летит взор чудовищного сфинкса; и он – не то ангел, не то – зверь, не то прекрасная женщина. Когда феллах под головой сфинкса жег магний, он казался белой букашкой; а во вспышках магния насмешливо кривилось лицо сфинкса. Кругом на мертвенном фоне песка тянулись черные тени верблюдов и феллахи, все в черном или белом, точно призраки, вырастали там и здесь из песка; а кругом – пустыня тихая, мертвая. Такой картины не забуду я никогда. Боря.

№26
Каир, середина марта 1911 г.
Милая мама!
Привет с Нила. Сейчас сидим там, где карточка изображает Нил, под громадными пальмами; жарко, как у нас летом. Мы сейчас мы в европейском квартале. Справа великолепный парк, слева – Нил, вдали старый темно-серый Каир и два громадных минарета. Целую. Боря P.S. Ночью были у пирамид. Луна была ослепительна. Сфинкс глядел нежно.

№27
Каир, 15 марта 1911 г.
Египет 2 (15-го) марта
Дорогая милая мамочка!
Вот мы и в Каире. После почти недельного путешествия приехали на место. Жаль белоснежного Туниса и незабываемого, милого нашего Радеса, где провели мы так безмятежно два месяца, где полюбили каждую тропинку. Тунисские арабы произвели на нас дивное впечатление: добрый, гордый, прекрасный народ. Жили среди них два месяца – ни одной неделикатности не встретили; под конец у нас в Радесе было много знакомых.
Дорога прошла так: в среду 8 марта т.е. 23 февраля выехали утром из Радеса; и только в среду 3 марта (15-го) можно сказать, что водворились в Каире; с пароходом поехали из Туниса в 3 часа; на другой день проехали на остров Мальта в 9 часов утра. Пять часов пошатались по Мальте и часа в 3 отплыли в Порт-Саид (на перешеек: здесь начинается Суэцкий канал, ведущий из Средиземного моря в Красное), 9, 10, 11, 12 и 13 были в море не видя ни одного клочка земли, даже не встретили ни одного корабля. Сначала была качка, потом море стало совсем спокойным; мы были единственными пассажирами и очень сдружились с капитаном (добродушным стариком-немцем); он звал нас с собой в Индию и Китай, куда шло судно «Arcadia». Нам жаль было покидать корабль в Порт-Саиде; корабль наш из Суэца пойдет 20 дней, не приставая никуда в открытом море и океане. Порт-Саид лежит между Сирией и Египтом. 13 вечером приехали в Порт-Саид, маленький город, лежащий между пустыней и морем; 14 утром с поездом поехали в Каир. Пересекли рукав пустыни; справа шел сначала Суэцкий канал; слева беспредельные пространства песка с кое-где шагающим верблюдом; на верблюде, весь белый, застывает феллах; мертвое, странное, величественное зрелище; потом пустыня пошла справа и слева; и вот вдруг около Нила зазеленело все; гигантские пальмы, цветы, трава, убогие деревеньки феллахов (помесь древних египтян с арабами); Египет – пустыня с каймой тропической растительности на несколько десятков верст по берегу Нила; и эта полоса тянется на многие сотни верст; в Египте нет ничего, напоминающего Тунис; пустыня врывается в эту полосу зелени отовсюду; уже под самым Каиром – пустыня беспредельна; а ближайшие пирамиды всего в расстоянии 50 минут езды по трамваю от города; мы с восхищением смотрим по сторонам, а наш спутник по вагону сириец-араб (фабрикант) одетый с иголочки на великолепном французском языке подробно все объяснял. Феллахи ходят в длиннейших раздувающихся хитонах темно-черного, красного, синего и белого цвета; бурнусы не носят; на голове египетская феска (не имеющая ничего общего с тунисской чечьей (феской)) или гладкая круглая ермолка из верблюжьего волоса; они огромного роста с громадными египетскими (как на древних барельефах) плечами и красивее тунисцев; но они некультурны, грязны, жадны до денег; стоит двинуть пальцем, и на тебя с криком кидается стая феллахов, тащит насильно; вещи, например, переносит по крайней мере с десяток совершенно ненужных людей, и чтобы отделаться от них нужно ругаться и чуть ли не драться; турецкие городовые жарят по их спинам кулаками, а им – нипочем…
Каир – огромнейший город; европейский квартал со всем возможным комфортом; арабский совершенно не похож на Тунис. Тунис очарователен, весел, грациозен; Каир значительный, внушительный, поразительный; Тунис уютен, Каир – угрожающ; что-то есть в Каире подавляющее: тысячелетья прошлого невольно встают. Тунисия дешевая страна; Египет чуть ли самая дорогая страна в мире для туриста; и потом здесь все жадно смотрят на иностранца. В Тунисе все собрано в одном месте, в Каире все разбросано; можно прожить месяц, с утра до ночи бегать, и все таки всего не рассмотришь: один музей египетских древностей с мумиями фараонов требует едва ли не двухнедельного осмотра: здесь масса достопримечательностей 1) арабских (мечети, базары, музей) 2) египетских 3) окрестности Каира замечательны тоже (пирамиды, дальние пирамиды, Мемфис, Гелиополь). Вчера ночью ездили вокруг пирамид и дальше в пустыню на ослах; завтра восходим на пирамиду Хеопса; послезавтра едем по египетским подземельям; вчера сидели на пирамиде Хеопса с час, ночью под нами – ряд громадных ступеней, над нами – стена ступеней, а у ног – черное жерло: спуск во внутренность. Туристы уже ушли; мы сидим на пирамиде одни: рядом с нами застыл в картинной позе феллах; над ребром пирамиды стояла луна и освещала безмерную белую пустыню без единой травинки; издали по песку плыли черные точки верблюдов; такой картины я больше не увижу никогда в жизни!..
Сегодня переехали из Hotel’я в меблированную комнату сравнительно за дешевую плату; пансион с чистой комнатой стоит нам за две недели 9 фунтов стерлингов т.е. около 300 франков; сто тридцать рублей; и здесь это – баснословная дешевизна; в среднем отель не найти пансиона для двоих менее чем за 30 франков в день. А в хорошем отеле самая дешевая плата за пансион 10 рублей; дерут ужасно; такой дороговизны я вовсе не ожидал; каждый шаг – и летят пиастры, да пиастры (египетская монета). К этой дороговизне приучили миллионеры-англичане и американцы. Мы с Асей испугались. Но плыть почти неделю и тотчас уехать невозможно. Мы уже отдали вперед за две недели. И вот пока мы в Египте мусагетских денег не хватит, то есть хватит только прожить, а дальше уже опять нет; из Египта через три недели едем в Иерусалим (там встретим либо страстную, либо Пасху). Иерусалим от Каира очень близок: ночь парохода и несколько часов езды. Из Иерусалима – две недели отдыха в Грецию; и оттуда – в Россию. Мы совершенно справимся со всем путешествием в денежном отношении; но выбраться из Египта, где ужасная дороговизна – невозможно; я получаю в известные сроки; срок получения – через две недели; к этому времени уйдет остаток денег; и из полученной суммы на дальнейшее путешествие не хватит; милая, родная – временно помоги мне; по возвращении в Россию я Тебе в несколько месяцев выплачу из суммы, должной мне за авторизацию «Голубя» в Германии. Мне нужно временно 200 рублей, чтобы выбраться; Ты получишь письмо не ранее, как через 10-12 дней; пошли немедленно, голубушка, через Лионский кредит перевод на Каир; переводят в 4-5 дней; я непременно частями выплачу. Дороговизна Египта превзошла все мои ожидания, а то вполне бы хватило. Я рассчитывал, что главное в Египет – дорога, а дорога оказалась сущими пустяками в сравнении с жизнью. Голубушка – вышли же 200 рублей; отдам неизменно в течение 6 месяцев. Только бы добраться до России. Иерусалим, Греция нас не разорит; все равно эти страны на пути в Россию. Помоги же мама. По получении дай телеграмму, что вышлешь. Перевод сделай по следующему адресу (адрес смотри на последней странице). А телеграмму, что выслала деньги, пошли так: Afrique.
Egypte. Kaire. A Boris Bougaieff. Poste restante. Не удивляйся, что в адресе нет имени хозяйки; №23 и третий этаж – вполне достаточно. Милая, родная: прости, что прошу у Тебя помощи, взаймы. Но как же мне не бояться в Африке, среди хищных турок, что не хватит денег; составили подробную опись того, сколько нужно для Египта, по Бедекеру; и оказалось несравненно дороже; «Мусагет» же не сможет просто выслать лишних 200 рублей сверх высылаемой суммы; милая, так жду дней через 12 телеграммы, что деньги идут. Не бойся, родная: я все отработаю и отдам Тебе.
Целую крепко. Хотел Тебе в письме послать цветок лотоса, но лотосы уже сошли; ни бывают зимою; здесь днем нестерпимая жара, комары и москиты, а ночью в пустыне свежо.
И все-таки я не жалею, что здесь; будет что вспоминать всю жизнь. Христос с Тобой. Целую крепко. Боря.
Тетю Катю целую.
Адрес (точный)
Afrique.
Egypte. Kaire. A monsieur Boris Bougaieff. Rue Kasr-el-Nil. 23. Maison Sabach. 3 étage. Cher madame Pech.

№28
Каир, март 1911 г.
Дорогая мама!
Сидим пока в Каире: ждем денег. Милая, милая, вижу Ты выслала переводом по почте, а не по телеграфу; и это ужасно печалит; уже с неделю мы готовы к отъезду; остается ждать денег, по телеграфу деньги переводятся самое большее в 1,2 дня; по переводу, высланному почтой – 10 дней. Эти десять дней мы без толку проживаемся в Каире, ибо все осмотрели еще неделю тому назад; и теперь деньги, которые ассигновали на Иерусалим, проживаем только ради ожидания денег. «Мусагет» мне всегда высылает по телеграфу, ибо расстояния громадны и письма идут очень долго, а в море, если буря, задержка вдвое.
Родная, Ты конечно этого не знала, а я не догадался Тебе написать; телеграмму Твою получил уже дней 9, а денег все нет. Если получим деньги на днях, на днях же уезжаем; теперь с опозданием денег мы даром прожили здесь по крайней мере 100 рублей; и это обидно. 200 рублей нам было нужно в предположении, что в течение двух недель они придут. Мусагетская порция денег пришла давно, и мы бы теперь уже несколько дней были бы в Иерусалиме, а вот на ожидание денег могут уйти ожидаемые деньги.
Родная, целую Тебя. Христос с Тобою. Любящий Тебя Боря. №29 Каир, 16-18 марта 1911 г.
Дорогая мамочка,
Спасибо, что пишешь: всякий раз так хорошо от Тебя получать письмо. Милая мамочка; вот наш маршрут: дней через десять мы трогаемся в Иерусалим. Вероятно самое большое пробудем там, в Палестине неделю (посетим Иерусалим, геннисаретское озеро, Галилею); Иерусалим у нас лежит прямо на пути: от него рукой подать до Египта; из Иерусалима наш путь лежит прямо на Афины (это же путь возвращения в Россию). В Афинах отдохнем с дороги недели две; кстати посмотрим Грецию. Из Афин прямо едем в Константинополь (тоже на пути), где пробудем очень недолго; если пароход стоит день, то и не слезем с парохода; сделаем лишь турне по городу. Милая, родная: пиши теперь, когда получишь это письмо, так: Grece.
Athenes. Poste restante. Узнай, милая, наведи справки, есть ли в Одессе чума. Если в Одессе чума, то мы едем из Константинополя не на Одессу, а на Констанцу – Бухарест – Лемберг – Луцк, т.е. через Румынию; не хочу с Асей даже проезжать через чумный город; если же в Одессе чумы нет, из Константинополя едем в Одессу прямо; и тогда на несколько дней я заеду в Луцк. Из Луцка еду на неделю на две в Москву, к Тебе прежде всего, и к «Мусагету» (множество вероятно накопилось дел); и потом возвращаюсь в Луцк на лето. Теперь: Ты собираешься в Эссентуки; родная, подожди меня; буду ждать Твоего письма в Афинах.
Милая, милая, милая мама: насколько хороши природа и древний Египет, настолько же грязен, пестр, дорог, неуклюж Каир. Здесь совершенно иной стиль костюмов, мечетей, более массивный, неуклюжий; чувствуется уже близость Турции. О, насколько изящнее, проще, милее белоснежный Тунис и белоснежный Радес; здесь мы скучаем с Асей по милому Радесу, по полям и цветам, по изящным арабам; вспоминаем лунные вечера, проведенные на крыше; здесь, в Каире, страшная жара; и чувствуется громадный город (в Радесе же мы жили в деревне). Наконец, французы бесконечно милее неприятных, за все дерущих англичан; за небольшую телеграмму в Москву с меня содрали 20 франков, т.е. 8 рублей !.. Иногда из пустыни дует жгучий ветер, хамсин, и тогда над городом желто-бурая мгла: мне приходится надевать на глаза синюю вуаль. Милая мама, как-то на днях с Асей катались по Нилу в легкой парусной лодке вот такой формы: (рисунок)
Паруса на них с синими полосами, а сама лодочка древней формы.
На днях же всходили на Хеопсову пирамиду. Сначала хотели лезть одни, но нас не пустили: недавно разбился один англичанин, и лазить без феллахов нельзя. Мы полезли с шестью феллахами; для каждого человека – трое феллахов; сначала мы возмущались, но впоследствии оказалось, что это – было необходимо; каждая ступень Асе приходилась выше колена, а многие приходились по шею. На каждую ступень нужно влезать, а не ступать. Ступеней – несколько сот. Ступени – узкие; когда мы были на середине пирамиды люди уже казались крошечными мухами; под ногами – бездна крутых, обрывающихся ступеней, напоминающих наклонно падающую стену; над головой – убегающая в небо стена ступеней; посередине пирамиды маленькое углубление: здесь стоял Наполеон, который не поднимался выше середины пирамиды. Когда мы полезли выше, то уже под самой вершиной Асе сделалось дурно; нас кольцом окружили феллахи; мы сидели на узенькой ступеньке, точно прилепленные к ней из воздуха: ни вниз, ни вверх идти было нельзя; и вот тут на минуту охватило жуткое чувство; и я был рад, что с нами феллахи; уже темно; вдали открывалось пространство белых песков; чтобы пересечь ту пустыню нужно полтора месяца ехать на верблюде; эта пустыня простирается до стен Каира На вершине пирамиды мы сидели до темноты; назад спускаться легче. Феллахи буквально взметывают людей наверх, не давая времени передохнуть. Милая, милая мама; целую: жду в Афинах письма. Любящий Тебя нежно Боря. P.S. Ася Тебя целует.
P.S. Милая, если б Ты знала, как мне хорошо с Асей: как я ее люблю.

Конец формы

 

Конец формы