Швецова Л. Белый и Есенин // Андрей Белый. Проблемы творчества. М., 1988. С. 408-409:

К тому же Белый опирался в ней на антропософию Р. Штейнера, идеалистически толковавшую происхождение человека: »...люди нисходят из мыслей духовных: влучаются в тело; пронесшие крест воплощений (Начала, Архангелы, Ангелы) —духи.

Зовут Божество.

И оно наклоняется к миру: спускается в круг Элогимов, соединяя его; соединение Элогимов, единство сознанья его, есть божественный отблеск на нем; ему имя — Ягве-Элогим (...) Ягве, нисходящий на землю: то «Я» — человека»[1].

Эта поэтическая фантазия проиллюстрирована рисунком Андрея Белого в частично сохранившемся первом варианте работы «К звуку слов» (ГБЛ, ф. 25,3.12, л. 9); на листе (карандашом) изображены ангелы, «одушевляющие» людей (посредством звездных лучей), а справа нарисован старик (образ библейского патриарха) в царственном головном уборе (в профиль и анфас); от простертых в стороны рук его отделяются звезды.

Белому, видимо, удалось на время увлечь антропософскими фантазиями Есенина, и он создал на темы их стихотворение:

Под красным вязом крыльцо и двор,
Луна над крышей, как злат бугор.

На синих окнах накапан лик:
Бредет по туче седой Старик.

Он смуглой горстью меж тихих древ
Бросает звезды — озимый сев.

Взрастает нива, и зерна душ
Со звоном неба спадают в глушь.

(I, 120)

В первоначальной редакции (во втором сборнике «Скифов») стихотво­рение состояло из шестнадцати двустиший (т. е. было вдвое длиннее окончательного варианта).

Работа Белого о звуке начинаемся с экскурса в отдаленную эпоху, с гипотезы о происхождении нашей планеты: «Некогда не было злаков, «Земель», ни кремней, ни гранитов; было — пламенное...» Все полевые цветы по белому — «напоминания об огнях безграничной, космической сферы; все слова — напоминанья о звуке старинного смысла»[2].

К отдаленному времени обращена и мысль Есенина в стихотворении «Под красным вязом...»:

Я помню время, оно, как звук,
Стучало клювом в древесный сук.

Я был во злаке, но костный ум
Уж верил в поле и водный шум.

Метафору «костный ум» (как и все стихотворение) комментаторы шеститомного собрания сочинений Есенина возводят к статье Белого «Жезл Аарона». Однако здесь явственно ощутима связь с «Глоссолалией»: «Жесты — юные звуки еще не сложившихся мыслей, заложенных в теле моем; во всем теле моем произойдет то же самое с течением времени <...> что происходит пока в одном месте тела: под лобною костью»[3].

Следующие строки того же стихотворения Есенина явно подсказаны беседами с автором работы о звуке; они не случайно приведены в «Глоссолалии»:

Рудою солнца посеян свет,
Для вечной правды названья нет.

Считает время песок мечты,
Но новых зерен прибавил ты...

На крепких сгибах воздетых рук
Возводит церкви строитель звук.

Сергей Есенин[4]

Последнее двустишие навеяно рассказом Белого об «эвритмистках» — «танцовщицах звука» в антропософском центре в Дорнахе (где поэт провел несколько лет). В книге «Глоссолалия» изображается фигура танцовщицы, положения рук которой как бы воспроизводят движения струи воздуха в гортани при произнесении того или иного звука. Заключительное есенинское двустишие цитируется и на последней странице книги.

(ср. про слово "руда" в Гл.)